– Неужто сын? – тихо спросил дед Нечай.
– Сын.
– Ох ты, господи!
– Кхм… – Мой дед швыркнул носом. Затянулся вчастую раз пять подряд.
– А потом-то што?
– Схоронили… Командир Миколаю отпуск на неделю домой дал. Ездил. А жене не сказал, што сына схоронил. Документы да ордена спрятал, пожил неделю и уехал.
– Пошто не сказал-то?
– Скажи!.. Так хоть какая-то надежа есть – без вести и без вести, а так – совсем. Не мог сказать. Сколько раз, говорит, хотел и не мог.
– Господи, господи, – опять вздохнул дед Нечай. – Сам-то хоть живой остался?
– Миколай? Не знаю, нас раскидало потом по разным местам… Вот какая история. Сына!.. – легко сказать. Да молодого такого…
Старики замолчали.
В окна все лился и лился мертвый торжественный свет луны. Сияет!.. Радость ли, горе ли тут – сияет!
В большом ресторане города Н. сидел маленький старичок с голой опрятной головкой, чистенький, тихий, выглаженный. Сидел и задумчиво смотрел в окно – ждал, когда принесут ужин.
– Свободно, батя? – спросил его сзади могучий голос.
Старичок вздрогнул, поднял голову.
– Пожалуйста, садитесь.
Сел огромный молодой человек в огромном коверкотовом костюме, на пиджаке которого отчаянно блестели новенькие черные пуговицы. Старичок уставился в глаза парню – почему-то в них приятно смотреть: они какие-то ужасно доверчивые.
– Что, батя? – спросил детина. – Врежем?
Старичок вежливо улыбнулся.
– Я, знаете, не пью.
– Чего так?
– Годы… Мое дело к вечеру, сынок.
Подошла официантка, тоже засмотрелась на парня.
– Бутылочку «Столичной» и чего-нибудь закусить, – распорядился молодой человек. – Шашлыки есть?
– Водки только сто грамм.
Детина не понял.
– Как это?
– Положено только сто грамм.
– Вы что?
– Что?
– Мне больше надо.
Старичок, глядя на парня, не вытерпел, засмеялся тихонько.
– Знаете, – сказал он официантке, – мне ведь тоже положено сто граммов? Так принесите ему двести.
– Не положено. Шашлык… Что еще?
Детина беспомощно посмотрел на старичка.
– Что это?.. Она шутит, что ли?
Старичок посерьезнел, обратился к официантке:
– Вы ведь знаете: правил без исключения не бывает. Видите, какой он… Что ему сто граммов?
– Нельзя, – спокойно сказала официантка и опять с удовольствием, весело посмотрела на парня. – Что еще?
Тот понял ее веселый взгляд по-своему.
– Ну, хоть триста, красавица, – попросил он. – М-м? – И кокетливо шевельнул могучим плечом.
– Нельзя. Что еще?
Детина обиделся.
– Сто бутылок лимонада.
Официантка захлопнула блокнотик.
– Подумаете, потом позовете. – И отошла от стола.
– Выпил называется, – горько сказал детина, глядя вслед ей. – Тц…
– Бюрократизм, он, знаете, разъедает не только учреждения, – сочувственно заговорил старичок. – Вот здесь, – он постучал маленьким белым пальчиком по белой скатерти, – здесь он проявляется в наиболее уродливой форме. Если вас не принял какой-то начальник, вы еще можете подумать, что он занят…
– Что же все-таки делать-то? – спросил детина.
– Возьмите коньяк. Коньяк без нормы.
– Да?
– Да.
Парень поманил официантку. Та подошла.
– Я передумал, – сказал он. – Дайте бутылку коньяка и два… Батя, шашлык будешь?
Старичок качнул головой.
– Я уже заказал себе.
– Два шашлыка, пару салатов каких-нибудь и курицу в табаке.
– Табака, – поправила официантка, записывая.
– Я знаю, – сказал детина. – Я же шучу.
– Все?
– Да.
Официантка ушла.
Детина укоризненно покачал головой.
– На самом деле бюрократы. Ведь коньяк-то крепче. Они что, не знают, что ли?
– Коньяк дороже, в этом все дело, – пояснил старичок. – Вы, очевидно, приезжий?
– Но. За запчастями приехал. Седня получил – надо же выпить.
– Сибиряк?
– С Урала.
– Похожи… – Старичок улыбнулся. – Когда-то бывал в Сибири, видел…
– Где?
– Во Владивостоке.
– А-а. Не доводилось там бывать.
Тут заиграла музыка. Детина посмотрел на оркестрантов. К микрофону подошла девушка, обтянутая сверкающим платьем, улыбнулась в зал… Детина спокойно отвернулся – ему такие не нравились. Девушка запела, да таким неожиданно низким, густым голосом, что детина снова посмотрел на нее. Девушка пела про «хорошего, не встреченного» еще. Удивительно пела: как будто рассказывала, а получалось – пела. И в такт музыке качала бедрами. Детина засмотрелся на нее…
Наплывали тягучие запахи кухни; гомон ресторанный покрывали музыка и песня девушки. Уютно и хорошо стало в большом зале с фикусами.
Парню все больше и больше нравилась девушка. Он посмотрел на старичка. Тот сидел спиной к оркестру… Вобрал голову в плечи и смотрел угасшими глазами в стол. Рот приоткрыт, нижняя губа отвисла.
– Пришла, – тихо сказал он, когда почувствовал на себе взгляд парня. И усмехнулся, точно оправдывался, что на него так сильно действует песня.
А девушка все пела, улыбалась… В улыбке ее сквозило что-то не совсем хорошее. И все-таки она была красивая и очень смелая.
Детина обхватил голову громадными лапами и смотрел на нее.
– От зараза! – сказал он, когда девушка кончила петь. – А?
– У меня не такая уж большая пенсия, – доверчиво заговорил старичок, – и я ее, знаете, всю просаживаю в этом ресторане – слушаю, как она поет. Вам тоже нравится?
– Да.
– И обратите внимание: она же совсем еще ребенок. Хоть накрашена, хоть, знаете, этакая синевца под глазами и улыбаться научилась, а все равно ребенок. Меня иной раз слеза прошибает.